Оружие получило отставку. От Сормовского завода ждали мирной продукции — паровозов и пароходов. Имена Розье и Дэма остались забытыми. Как сложилась их дальнейшая судьба — неизвестно. В истории советского танкостроения их имена не упоминаются.

23 февраля 1933 года. Нарком обороны К. Е. Ворошилов в докладе «15 лет Красной Армии» подвел итог пройденному пути:

«Красная Армия совершенно не имела танкового вооружения. Нельзя же было считать в самом деле танковым вооружением несколько десятков танков, причем различных марок и образцов, отбитых нами у Деникина, Врангеля, Юденича и на других фронтах у белогвардейцев и интервентов во время гражданской войны… Эти несколько десятков танков были теми единственными образцами, на которых „просвещалась“ и училась вся Красная Армия. Эти танки мы показывали на наших парадах… Все эти „Рено“, „Рикардо“ и другие системы, которыми мы счастливо обладали, были, конечно, не боевым оружием, а совершенно ненужным хламом».

Нарком имел право на эти слова. На вооружении Красной Армии к этому времени уже стояло 7500 боевых отечественных машин.

«…Мы можем считать задачи танкового вооружения Красной Армии разрешенными вполне удовлетворительно».

На смену иностранным конструкторам и заимствованию идей пришли свои специалисты, которые начали решать в конструировании танков оригинальные задачи. Их имен пока никто не знал. Они себя еще ничем не проявили, но они уже были, сидели за расчетами, вычерчивали контуры будущих боевых машин.

Один из них, Михаил Кошкин, позже напишет в своей биографии: «Оставшись без отца, одиннадцатилетним уехал на заработки в Москву, чтобы помочь матери-батрачке прокормить сестру и младшего брата.

Юношей взял винтовку, чтобы выбить врагов революции из Крыма. Воевал на Царицынском и Архангельском фронтах. Там принят в партию. Избирался секретарем партийной ячейки военной железнодорожной бригады».

В Нижний Новгород Михаил Кошкин попал после второго ранения. Комиссия вчистую списала больного юношу с военного учета.

«…После лечения в госпитале пошел работать на „Красное Сормово“, там с 1919 года готовились чертежи, технологии и шасси для первых советских танков. Повезло! Попал на сборку как раз в те дни, когда ижорцы прислали броневые листы, а с завода „АМО“ — двигатели и узлы трансмиссии… И при мне из ворот вышел первый наш танк „Борец за свободу тов. Ленин“. Если бы после той маленькой партии сормовичи продолжали бы собирать танки, я, возможно, остался бы у них надолго…»

Создатель танка Т-34 Михаил Кошкин.

Несколько раз судьба связывала Михаила Кошкина с Нижним Новгородом. Будучи студентом Ленинградского политехнического института, он проходил практику на только что пущенном автозаводе. Отмечалось, что все виды производственной практики — слесарную, кузнечную, литейную, станочную, сборку и монтаж — он выполнил отлично.

Директор завода поручил практиканту работать мастером дефектного отдела. Кошкин за короткий срок сумел так организовать работу, что почти тысяча дефектных грузовиков, скопившихся на складах, были исправлены и направлены в народное хозяйство.

За год до защиты диплома автозаводчане просили закрепить молодого специалиста за ними. Да и сам он был увлечен автомобилями. Сформировалась и тема его будущего диплома — шасси автомобиля.

Так все бы и произошло, не попади личное дело студента Михаила Кошкина вождю ленинградских партийцев Сергею Мироновичу Кирову. Он лично занимался отбором наиболее опытных и одаренных студентов в новую отрасль промышленности — танкостроение.

Сергей Миронович вызвал Кошкина. Разговор был долгим и интересным. Оказалось, студент хорошо знает танки и мог бы сформулировать свою программу создания отечественных боевых машин. Но этого от него пока не требовалось.

— Значит, осилим танки, товарищ Кошкин? — закончил разговор Киров и пожал руку понравившемуся ему студенту.

— Осилим, опыт есть, — твердо ответил Кошкин.

Он получил назначение в конструкторское бюро № 185 опытного машиностроения в Ленинграде. А через пять лет после того разговора Михаил Ильич Кошкин станет главным конструктором Харьковского паровозостроительного завода. Но к паровым машинам он никакого отношения иметь не будет.

В те годы среди военных шли споры о том, каким быть среднему танку. Опыт войны в Испании точки над «i» не расставил. Одни танкисты ратовали за танк с двойным ходом — на колесах и гусеницах, другие признавали только колесные танки, у которых был солидный запас хода.

Ничего не «подсказала» и Германия, которая определилась в танковой доктрине и строила танки для «блицкрига» — легкие, скоростные, маневренные. Немецкие конструкторы не брали в расчет даже плохие дороги. Их танки предназначались для «магистральной тактики». Проигрывая в количестве и качестве боевых машин, они переигрывали противника тактически.

Ничего нового у немцев не появилось и на испанском фронте. Те танки, которые участвовали в боях, имели слабую броню и вооружение.

Франция, в прошлом танковая держава, отдала предпочтение броневой защите и сделала свои танки тихоходными и неповоротливыми. В уставе французской армии отмечалось, что «пехота играет главную роль в бою», а все остальные рода войск используются в интересах пехоты.

А что в Англии? Она защищена морями. «От сухопутной армии может потребоваться в первую очередь обеспечение и защита баз для действий морского флота», — гласил устав ее армии. Наступательная доктрина в первую очередь предусматривала «воздушное устрашение».

Вот в таком «раздрае» и попробуй определись со своей доктриной.

Михаил Ильич Кошкин принимает решение проработать два варианта танка. Понятно, что не покажи оба варианта в действии, он не погасит споры. Полигонные испытания решат, какому танку следует отдать предпочтение.

В 1937 году на Куммерсдорфском полигоне под Берлином состоялся смотр боевой техники Германии. Присутствовал на нем и Гитлер. Десятки кинохроникеров из разных стран беспрепятственно снимали все действо — никаких запретов не было.

Гитлер был неравнодушен к танкам. К нему уже пришло сознание, что величие Рейха можно достичь только железом и кровью.

Генерал Хайнц Гудериан, приверженец брони, вторил ему: «Из всех наземных средств танк обладает наибольшей решающей силой». На то он и генерал, чтобы мыслить реалиями, а не предаваться политическим фантазиям. Гудериан стал главным идеологом танковой войны, а Гитлер лично занялся формированием танковых частей и их оснащением новыми бронированными машинами.

Думается, что советской разведке без особого труда удалось заполучить съемки, сделанные на полигоне. Они вошли в кинохроники многих стран, так что и по крупицам можно было воссоздать картину смотра боевой техники. Не все операторы разбирались в новинках, но, видимо, интуитивно поняли, что два танка представленные на смотре, заслуживают особого внимания.

Военные специалисты определили, что один танк можно отнести к разряду средних, а второй ближе к тяжелым. Чувствовалось, что и броня у танков солидная. Эти почем зря гонять по полям и дорогам не будут. Не их это дело. У них, по всей видимости, задачи посерьезнее. Им фронт прорывать, оборону крушить… Выходит немцы пересмотрели свои взгляды на танки? Что же они сейчас думают о их применении?

Пропагандистский фильм ответов на эти вопросы дать не мог. Было даже скрыто, как Гитлер написал в книге почетных гостей полигона: «Германия будет иметь лучшие в мире танки». Пока об этом знать было рано…

Видел ли этот фильм Сталин? Если и не видел, то о новых немецких танках ему доложили тут же. И доложили в подробностях, которые попыталась выяснить разведка. Сталин теперь знал, что у немцев есть средний танк T-III и тяжелый — T-IV. Были известны их технические и тактические данные.